По дороге из города Ариэля я вспомнила о стихотворении Minamoto no Tsunenobu (1016-1097) из прошлого поста
скрипнул калиткой
и в шалаш ворвался
гость мой вечерний
осенний ветер
Пока мы спускались с гор Самарии к морю, навстречу распухшему в тумане солнцу, строки эти, вернее образ, начали перекрываться другими, знакомыми словами:
То по кровле обветшалой
Вдруг соломой зашумит,
То, как путник запоздалый,
К нам в окошко постучит.
Поиск по слову снег в сайте Иссы Кабаяши (1763–1827) помог мне выбрать несколько:
looking delicious
the snow flitting softly
softly
*
foolish crow
do you think this first snow
is my fault?
*
first snowfall—
early morning at my gate
a beggar
*
secluded house—
even on the year’s last day
evening snow
*
dark night—
the first snowflakes
hit my neck
*
what a straight
piss hole!
snow at the gate
К чему я веду, очевидно:
Стрекотунья белобока,
Под калиткою моей
Скачет пёстрая сорока
И пророчит мне гостей.
Колокольчик небывалый
У меня звенит в ушах,
На заре алой,
Серебрится снежный прах.
<1829>
Пушкин слишком развертывает всю гамму переживаний, но остается что-то и за кадром, вот он проснулся, вышел за калитку, неодетый, небритый. Ясное морозное утро, тоска. Алая заря, какая еще, красивая, чудесная, нет подходящего слова.
Справедливо заметил переводчик с японского, что обязана быть связь c вороной (или сорокой) со снегом, иначе нет поэзии, если эта связь очевидна или имеет объяснение, то тоже нет поэзии, а есть констатация фактов.
Мчатся тучи,
вьются тучи;
Невидимкою луна.
***
Луна освещает снег летучий;
Мутно небо,
ночь мутна.
***
Луна. Еду,
еду в чистом поле;
Колокольчик дин-дин-дин…
***
Луна. Страшно,
страшно поневоле
Средь неведомых равнин!