На острове Бурано плели венецианские кружева. Буран, снежные стрелки, звезды и цветы, лунный свет сквозь заваруху, ночной поезд из Москвы в Петербург. В вагоне жарко натоплено, надо выйти на перрон. Снежинки тают на руке без перчатки, железные перила обжигают.
От рассказа Томаса Манна осталось чувство города зыбкого, неверного, роскошного и распадающегося. Вода. Рябь. Всплески. Отблески. Блики. Всхлипы. Эхо шагов в низких темных переходах-тунелях. Черно-зелёная бархатистая кайма по низу домов. Мраморные ступеньки ведут, погружаясь, в мыльно бирюзовую воду. Симметрия спирали на фасадах домов сбивает с равновесия.
Венеция Шекспира бодра и деятельна. Что говорят на Риальто?
Дездемона, не оперная прима в желтом парике, а молодая дама Веронезе — самостоятельна и знает себе цену, слишком прямодушна, не знает, что с генералами надо вести себя осмотрительней. Родная дочь грабит с помощью жизнерадостных молодцов зарвавшегося Шейлока. С папиной шкатулкой — в христианки. Но осторожнее с гондолами, нет более верного способа впасть в меланхолию.
В музее города, он соединен с музеем Коррер, я рассматривала книги в шкафах, искала знакомые названия. В каждом зале стоит там огромный глобус, размеры их объяснимы, удобно, подойдя, повернуть и не наклоняясь, если ты не близорук, указать или посмотреть на нужное место. Где тут Кипр, где Константинополь?
Здесь наши корабли бороздят… В каждом зале картины изображающие Лагуну, она празднично полна кораблями, ветер развевает на мачтах узкие флаги. Во все времена венецианцы рисовали карты своего города, тщательно вычерчивая каждый дом с его архитектурными особенностями. В Сан Серволо, я видела такую карту, изготовленную в 2002 году. Сан Серволо — островок, где мы жили в университетском центре. Уже почти все знают, что там до конца 18 века был, пока Наполеон не провёл демократизацию, дом для сумасшедших из высшего сословия, но тогда я пребывала в тревожном неведении. Засыпала там с трудом, хотя к вечеру уставала от походов, вертелась (как бешеная, как я тогда говорила, а надо быть осторожней со словами), университетская койка трещала от моего малейшего движения.
В том же музее дамы Карпаччио на балконе изнывают так красиво и нестерпимо, что стоит приехать ради них в Венецию; я поняла, что им жарко, ужасно жарко и душно. А мы были в апреле, во время Пасхи, погода менялась каждый день и каждый час. У меня был билет в пятнадцать церквей. Карта, высший промысел и местные жители выводили к нужным пунктам. Церковь Марии Чудотворницы поразила отсутствием не только огромных полотен венецианцев, но и вообще картин на стенах. Стены покрывают там мраморные доски. Мрамор с серыми или розовыми прожилками, прожилки составляют орнамент и при желании в этом узоре можно увидеть обнаженные фигуры в движении и резких поворотах, напряженные жилы, протянутые руки. Утомительная работа, лучше не поддаваться искушению. «А, что, ты любишь Тинторетто?»- тревожно спросил ньюйоркец Майкл-Михаэль. «Обязана» — ответила я. «Ах, Джорджоне! Ах, Карпаччио! Unbelievable! ».
Недавно был взрыв в Мадриде, во время мессы в Вербное воскресенье в церкви Санти Джованни е Паоло священник говорил о мире и просил паству пожать друг другу руки. Он, как и полагается, пил вино, а другим давал только хлеб, мальчики, прислуживающие при мессе, тихонько шалили и получали нестрогий выговор. Выпив вино, священник опрятными движениями накрыл кубок салфеткой и разгладил её руками. Кружевные салфетки и скатерть были белоснежны, серебро сияло, электрический прожектор освещал мадонну Джованни Беллини — я как раз стояла около неё. Эта церковь, если я не ошибаюсь в её названии, была вне списка моего билета. А мадонна стояла в нише в окружении дополнительных действующих лиц и с ангелами, музицирующими у её ног.
Пятнадцать церквей — это совсем не просто – но я дошла до отметки двенадцать, а были ещё, как отмечено выше, вне списка.
Серые толпы школьников и голубей запрудили площадь Сан Марко. Редко где промелькнёт британец в красном шарфике или его соотечественница в лиловых брюках и серьгах и туфлях под цвет. Туристы, пенсионеры, знатные иностранцы, школьники все плывут куда-то на катерах. Детям вместо — осторожно, не попади под машину,- говорят, наверное,- не упади в воду. Мячик свалился в канал, что делать?
Старинный госпиталь одним торцом повернут к лагуне, а с другой стороны на канале ряд катеров скорой помощи. На кладбище Сан Микаэл из госпиталя доберешься только на лодке.
Венецианские пенсионерки в баре на окраине одобрительно смотрели, как мы пьём очередное капучинно, ещё денежка в казну этого ненасытного города. Непринужденная стайка из шести или более мраморных львов около Арсенала повергла меня просто в ступор и я даже их не сфотографировала, в памяти моей они как живые — представители разнообразных пород, эпох и культур в одной проволочной клетке. Дело даже не породе, а в упитанности.
Венеция – перл, посмотрите, это ясно видно на карте.